Убьем в себе Додолу - Страница 67


К оглавлению

67

— Благодарю за комплимент, — сказал Свет. — Только не вижу, чем я в такой ситуации могу вам помочь. Ведь отсутствие алиби — еще не улика. А Кудеснику, как и суду, потребуются стопроцентные улики.

Смирный вновь принялся терзать свою записную книжку. Потом сказал:

— Помочь вы мне можете. Более того, в этой ситуации именно вы и токмо вы способны мне помочь. Разумеется, того, о чем я хочу вас попросить, вы делать не имеете права, но ведь в конце концов и подобной ситуации еще в истории не бывало. Если, вестимо, наши с вами подозрения окажутся обоснованными. Если же опекун Лапоть чист, то знать никто ничего не будет и Лапоть не окажется скомпрометированным. Разумеется, вы вольны и отказаться, но… — Смирный развел руками.

Но ведь вы сами посоветовали мне сделать эту проверку, мысленно закончил Свет недосказанную Смирным фразу. Он уже понял, о чем пойдет речь, но стратегическая инициатива в подобном разговоре должна была исходить от собеседника. И потому Свет спросил:

— Так чем же я могу вам помочь?

— У меня есть два предложения. Первое. Вы поставите мне магический защитный барьер. Заклятие должно быть таким, что бы я ни при каком воздействии со стороны не мог выдать Лаптю имеющуюся у меня сейчас и полученную в дальнейшем информацию о его причастии к преступлению…

— На это в одиночку, да еще без санкции вашего руководства, я и в самом деле не имею права, — быстро сказал Свет.

— Да, но ведь вы входите в число тех, кто уже накладывал подобные заклятья. Я понимаю ваши опасения. Конечно, если бы я сопротивлялся, для моей психики могла бы возникнуть опасность. Однако в данной ситуации мы с вами будем тянуть канат в одну сторону. Не вижу причин для возникновения опасности. Ведь магической отдачи не будет. Наоборот, в таком контакте должна наступить полная проницаемость.

Свет с сомнением покачал головой:

— В теории-то оно так, но… А второе предложение?

Смирный, поняв, что дело пошло на колею, расцвел в победительной улыбке:

— Если наши с вами подозрения по поводу опекуна Лаптя соответствуют действительности, он наверняка неспокоен. Должен быть неспокоен… Ведь не может же он быть уверен в том, что не оставил абсолютно никаких следов. В таких делах всегда возможны неприятные случайности, сами понимаете. А если мы, заподозрив его, вышли на подобную случайность, но не до конца уверены?.. Поэтому беспокойство Лапоть, будь он хоть трижды хитроумен, испытывать должен. А обнаружив, что он не может проникнуть в мой мозг, Лапоть забеспокоится еще больше. Кто мог поставить мне магический защитный барьер без его санкции? Только Кудесник. Это напугает опекуна еще больше. Но вы должны наложить заклятье так, чтобы ему было понятно, что оно наложено…

— Лапоть это поймет вне зависимости от того, как я наложу заклятье, — сказал Свет.

— Очень хорошо! Но предположим, что он и в самом деле не оставил никаких следов. Тогда надо его загнать в такую ситуацию, чтобы он совершил оплошный поступок. И вот тут мне бы хотелось, чтобы вы подсказали, как организовать такую ситуацию. Вы ведь лучше знаете слабости высококвалифицированных волшебников.

Свет улыбнулся. Все-таки голова у этого Буривоя варила. И, надо полагать, если бы он находился на более важном государственном посту, там, где даже содержание работы заставляет человека мыслить вне привычных рамок, то и сам бы дошел до возможных мотивов, имевшихся у Буни Лаптя. Тогда бы эти мотивы имелись у самого Смирного… Но во имя Семаргла, если это все-таки и в самом деле Буня, то он глупец и ему не место на нынешнем месте. На таких должностях давать волю эмоциям — не меньшее преступление, чем предумышленное убийство.

— Хорошо, — сказал он. — Как загнать опекуна Лаптя в необходимую нам ситуацию, я сейчас не скажу. Этот вопрос требует немалых размышлений — Лапоть действительно высококвалифицированный волшебник. Что же касаемо вашего первого предложения…

Он встал из-за стола, вытащил из баула Серебряный Кокошник. Потом достал с полки справочник по практическому волшебству и обновил в памяти акустическую формулу нужного заклинания.

— Вы готовы, брат?

— Готов, чародей.

— Надевайте на голову Кокошник и ложитесь на оттоманку. И не забудьте собрать в кулак всю свою добрую волю.


Сразу после ухода сыскника в кабинет к Свету ворвалась Забава.

— Чародей, мне надо с вами серьезно поговорить!

Хотя глаза Забавы и не метали молний, было видно, что возбуждена она не меньше, чем при очередном приступе ревности. Однако Свет сразу понял, что дело сейчас вовсе не в этом вечном чувстве.

— Слушаю вас, душа моя.

Ее глаза распахнулись — подобным образом он ее никогда не называл. Впрочем, перевести разговор в спокойное русло Свету все равно не удалось — Забава обрушилась на него так, как никогда раньше не обрушивалась. Словно он стал ее личным непримиримым врагом… И только через некоторое время ошалевший от неожиданности Свет понял, за что его ругают. Оказалось, его ругают за беспечность и легкомыслие, за неосторожность и глупость, за безобразное отношение к собственному здоровью и идиотское неумение организовать свою работу. И за многое-многое другое…

Опустив голову, Свет слушал и удивлялся. Такой Забаву он еще ни разу не видел. И в былые времена быстро бы дал ей за такое поведение хороший окорот. Но сегодня не мог! Потому что сегодня Забавой руководило исключительно беспокойство за своего хозяина, и он это прекрасно понимал. А послушав ее некоторое время, он понял и нечто другое: ею руководило беспокойство еще и за СВОЕГО ВОЗЛЮБЛЕННОГО, а это беспокойство давало ей право разговаривать с ним в таком тоне, в каком она бы ввек не стала разговаривать со своим хозяином. И в том, что он мог ей дать в ответ только свою жалость, ее вины не было никакой. Поэтому он молчал и слушал.

67